Стас КРАСНОВСКИХ (Екатеринбург)ЕКАТЕРИНБУРГСКИЕ ВЕРЛИБРЫ * * * 3.Жуткое место - мой подъезд. У лифта прячутся умершие бабушки с намагниченными на меня руками. Мне преграждают путь лохматые молодые люди в пропитанных мочой широких джинсах. По лестничным клеткам растекается потусторонний сумеречный воздух, каждая молекула которого начинена молчаливым ужасом. Сама лестница бесконечна. Сия иногда прерывается невнятной пустотой. Я ищу способы добраться до понятной ступеньки и, при этом, не пропасть в черном пролете... ----------------------------------------------------------------- Трое у лифта на первом этаже. Персонажи больных гойевских фантазий -- три коренастых кривоногих уродца: серые всклокоченные лысины, ублюдочно - бессмысленные взгляды и похотливая мякоть отвисающих нижних губ. Мужчины выстроились друг за дружкой, первый в очереди методично втыкал свой указательный палец в кнопку вызова, второй и третий - глупо улыбаясь, косились на двери лифта. Ко всему прочему, последний держал на руках безобразного сморщенного карла со свежеотрубленной ногой. Малыш с искренним первобытным радением выжимал из своего обрубка оставшуюся кровь, придавая ей ускорение на манер горного ручья. Эти люди мне показались странными... Выхожу из подъезда, направо - таксофон. - Алло, милиция...- Ну и. - Я думаю... - Не думай.- Мне кажется...- Крестись. - Я крещен...- Ты кретин. - Это что, Откровение от 0-2? Воспринимаю отказ милиции как должное. "... Молодые люди, вы к кому?" Не оборачиваясь и не переставая тыкать в помятую кнопку, первый: " К тебе." Юркий сморщенный карл с тарзаньим криком прыгает на меня - круглые белые глаза, как у вареной рыбы... А потом я долго, бестолково глазею в потолок. ИЗ ЦИКЛА: “СНЫ : 4 ВАРИАЦИИ” * * * 4.Утро зимой просыпается от пинка электричества, шумящего в твоем коридоре. В принципе, можно заступиться -- не размежая глаза, заехать по выключателю. Максимум ущерба - опоздание на работу... Глубокий февраль. Сегодня ты происходишь не от пресловутой обезьяны, но от бурого медведя. Прощай, Дарвин, я люблю яркие вечнозеленые джунгли, желтые бананы, но предпочитаю выспаться в заснеженной бетонной берлоге. Засыпая, сэр Маккартни видит желтую субмарину. Марианна плачет на борту о Луис - Альберто, по каплям добавляя слезы и в без того соленый океан. Погружение... Цветастые трусики, ползунки, растянутые на капроне в радиорубке, напомнят тебе о милой супружнице и ребенке. Вот она, усмешка жизни. А говорил - "ни - ни" до тридцати. И в ответ ироническое " ну - ну". Подлодка все дальше уходит в глубины. " All you need is love" - глаголет капитан. ------------------------- "Душно. Удавкой - змея на шее. Напряжение - сдерживаю смертельный выпад. Сдавленным голосом прошу о помощи, но сжимаю до боли глаза, - ты уходишь, милый, слыша мой шепот, уходишь, нет, не говори, что ты только за пивом и мигом обратно, - ты не вернешься. Силуэт, неуловимый, сливающийся с пестрой рябью людей на улицах. Я постоянно тебя теряю. Куда бы я за тобой ни шла, - городские пыльные площади, скверы, вокзалы, аэропорты, пивные, больницы, пункты милиции, морги, - ты уже был там за мгновения до меня. К чему это все, милый?..." Временами твоя реальность - обморок. Обволакивающий. Наволочный. Временами хорошая ссора - лучший нашатырь твоему сознанию. И тогда прислушайся: это твой крохотный осколок счастья, обжигающий солнечное сплетение -- быть искренним, не сфальшивить ни в едином звуке, выдыхая: " Я тебя люблю." И, якобы из интереса к орнитологии, поднимаешь глаза к небу - ледяному и звонкому, расцарапанному алмазным грифелем самолета..." Прости меня." " Да и ты прости...Пойдем домой...Холодно." ------------------------- Погружаясь,-- прилипнув щекою к иллюминатору,--в мир иной, ты забываешь о суше также быстро, как и она о тебе. Чем хорош мировой океан - тем, что попасть туда гораздо проще и дешевле, нежели в космос ( заплатив за кресло туриста десятки миллионов долларов США ). Огромный плюс - разнообразие флоры и фауны. И гигантский спрут, темнеющий над твоим батискафом, словно солнце, расправив лучи щупальцев, - также неправдоподобен, как НЛО с гуманоидами на борту. Алиса, планирующая к центру Земли, замедленное падение на глубину одиннадцать тысяч метров...Достигнув дна, понимаешь, что это место, наверно, самое одинокое на планете. ( Что ж, когда-то, и твоя квартира была марианской впадиной). Недостаток воздуха. Я хочу наверх, постепенно - к солнцу, проделав путь моего неразумного архи-предка, в итоге - древней своей конечностью заклеймившего горячий песок материка... Выброшенный на берег, я, камбалой в муке, - в песке обваленный, лежу не открывая глаза, пока надо мною не пролетает мартовский заяц с квадратным, омерзительно звонким будильником... * * * Снегопад на фоне металлоконструкций. Пар, - сухой, выдыхаемый небом. Автомобиль, отбившийся от каравана. Бедуин, заблудившийся в дюнах. Здесь, наверное, будет торговый центр (что же строят с таким размахом, если не его?). Крановщица на верхотуре улыбается мне улыбкой Моны, дергая за рычаг, - конечно, я не вижу это - воображение абсурдирует - и крановщица получает статус небесного божества. Кстати, по непроверенным данным, рай безупречно однообразен в цветовом оформлении. Так щедроты февральского неба знакомят нас с вариантом будущего. Для меня это выглядит антирекламой блаженства вечного. Фонари, светофоры врастают корнями в почву- там, где раньше скрипели сосны на холодных холмах, ребристых склонах. И когда я изредка включаю телевизор, я вижу торговый центр, чей каркас оброс органикой океана. Вальяжные рыбины, суетливые стайки креветок, скаты плоские, как сковородки, -- в качестве полноправных посетителей, но не морепродуктов. Или будет пустыня. Полдень. Сухое безветрие. Мохнатое членистоногое приютится у незанесенной макушки стрелы - строительного реликта эры, - как дворником, сметая одной из лапок, песок с покатого лба. МАМА КУПИЛА БИЛЕТ Десять часов на поезде. Пять по реке на "Ракете". Песчаный обрыв с бойницами гнезд. Похож на засохший сыр. Черствые доски настила. Упираются прямо в крыльцо. Два табурета. Гроб. " Господи, упокой..."- прошепчи за меня, мама. Ладонью, губами прикоснись к сухому лбу. За меня. Повзрослевшие внуки. Постаревшие дети. Пожелтевшие фотографии. Что я помню? Чай с молоком. Речь с округлением " - ат " ( 3-е лицо, единственное число), заправленная забавными матерками с приглушением "простигосподи". Евангелие на столе. Листочки, мелко исписанные молитвами. И басенки про домового -- гусара, любителя постегать плетью по темным углам избы, выпить забористой самогонки... Все, в принципе... Смерть - это взрыв пружины из-под тугой обивки домашнего кресла. Раздраженная спираль, торчащая из обнаженного поролона. Так предсказуема. Так неожиданна. Поезд уходит в двенадцать. В коридоре ленивый свет, молчаливые вешалки. Солнышко светлых волос, пахнущих персиковым шампунем, теплый лобик моего ребенка : "Женечка, поцелуй бабушку, помаши ей ручкой, до свиданья - скажи - до свиданья. Бабушка скоро вернется - она уезжает попрощаться с мамой..." НЕ ХОЧУ УМИРАТЬ Мне бы шагать без цели и времени по асфальтовой линии жизни города, как сейчас, протяжно окрашенной солнцем. Мне бы забыть себя - в теплых ладонях апреля, вдоль распахнутых курток зданий, сбежавших от зимней геометрии. Измеряя легкими содержание весны в загазованном воздухе держать тебя за руку поглаживая подушечки сонных пальцев. Уличный ветер, выпрыгнув из подворотни, сорвет, словно пластырь, твой осторожный поцелуй с моих губ… Беги от нас – бесшабашный – удирай кривыми дворами, вдоль недостроенной телебашни – в горний край... Мне бы шагать С тобой По асфальтовой линии жизни И никогда не услышать - “ прощай”. ВЕСНА ПРИШЛА Гуляют девушки. Весенние, активированные солнечной радиацией, девушки, словно радио, настроенные на короткие волны любви. Весенняя пора порождает женский сексуальный экстремизм, единственный, с коим надо смириться. Прости, но я все больше сравниваю прелести барышень с пикантными деликатесами из продуктовых бутиков, или кусками мяса, вываленными на рыночный прилавок. Когда-то я был более романтичен имея успех гораздо меньший у женщин нежели сейчас. :) КОЭФФИЦИЕНТ НЕТЕРПИМОСТИ (Стас Красновских & Вир Вариус) Коэффициент нетерпимости болезнетворных вирусов моего разума зашкаливает за пределы допустимости в душных тоннелях "икарусов" в альковах болтливых маршруток в пещерах цепных тягачей в гротах легкомысленных легковушек Бациллы мизантропии раскраивают мой мозг стремительно движутся вдоль извилин метро Осторожно, двери закрываются следующая станция мозжечок Душа бьется в вагоне душа бьется в загоне Ясь тЯнол сирпЕн Наружу на выход на На сердце весна На сердце весна! ЛУННЫЕ МОРЯ В ЗАВЕРШЕНИИ Лунные моря в завершении перспективы улицы без единого фонаря... человека...собаки... Все население планеты, у-спешно сев на ракеты, слиняло обживать базальтовые пространства сателлита. Жаль, но я не успел на последний рейс, задержавшись на работе. Что последует за поворотом ключа? Ни-че-го. Глухая музыка отсутствия в пустых, распахнутых шкафах, запах собранного наспех барахла... Можно не снимать ботинки. Знаешь, я предполагал, что ты не останешься, но надеялся на обратное. Луна в "девятке" окна...Веришь, все же атомы наших душ, независимо от нас самих, очень крепко сдружились и отчаянно держатся до последнего, - вытянутые заживо в невидимую нить. Мне, за место-не-имением тебя, остается лишь заварить чай и согреться около колодца горячего бокала, ладонями собирая ручейки тепла... Послушай меня, даже если ты не слышишь, - я не хотел быть героем, спасать человечество, махая шашкой, вырывая из груди воспаленное сердце итдитп. Я просто хотел, чтобы ты была счастлива. И у меня не получилось. Видимо, легче спасать множественый мир, нежели сделать счастливым единственного человека. Сия банальная истина горит электричеством в моей черепной коробке, и я выставляю ее через окно в холодный космос. Черная, днем ушедшим засвеченная лента улицы, размеченная фонарями. Овалы размытого света, проявляющие криво летящий снег с нечастыми клочками разодранных газет... Замерзнув, я откидываюсь назад – в кресло… Смежение глаз авто – матически включает записи моего черного ящика – памяти: детский смех , словно в поле выпущенный жеребенок, бегущий по мокрой траве – к маме, руки , протянутые навстречу – и смех ребенка оборачивается мной – беспомощно падающим в глубокий колодец твоих ладоней…Я улыбаюсь сквозь сон: как же ты, наверно, счастлива без меня…